Не так давно посетила выставки прерафаэлитов, Тициана и выставку Голландского группового портрета золотого века из собрания Амстердамского музея. Вместе с этим с интересом взглянула на египетский и античный залы, а так же посмотрела кое-что из постоянной композиции музея им. Пушкина. Что я могу сказать? Я в восторге. Всё было совершенно необыкновенно и головокружительно — как будто в каждом зале меня угощали напитком того периода, в коей я погружаюсь. Сначала то был гречишный мёд Египта, с лёгким привкусом песчаных бурь и бальзамического уксуса. Египет производит ошеломляющие впечатление — ты словно был приглашён к таинству, волшебному таинству, безумно сильному в энергетическом смысле. Это нечто особенное. Вряд ли хватит слов, чтобы описать это — словно тебя изнутри охватили шероховато-тёплые руки и сжимают до тех пор, пока слегка начинает не перехватывает дыхание, а голова не кружиться. Затем — прохладное, лёгкое вино и шелковистый мрамор под ногами Греции, идеальной, немного слишком идеальной. После — более тягучее, густо сладкое вино Рима, с острым привкусом, от которого ты пресыщаешься быстрее, и понимаешь, почему эти люди увязли в своей порочности. Необыкновенное впечатление произвели статуи Средневековья, священники с их лукавыми лицами, распяться, корчащиеся шуты. Византийские портреты, сохранившие до нас черты людей прекрасных и живых настолько, что кажется — вот-вот и ты снова увидиь их живыми.
Прерафаэлиты встретили меня сдержанностью, викторианской чопорностью и прохладной английской усадьбы, помноженной на вечера с их старинными легендами и чашечками крепкого чая с молоком. Мне однозначно понравился Джон Эверетт Милле, восхитительны работы Сиддл и совершенно очаровательна Беатриче и дьявольская Прозерпина. В остальном же … С удивлением я поняла, что работы братства — не созвучны мне, как и мир викторианства, квинтэссенцией коей они являются. Я в восхищении от красок, от удивительной лиричности их мира, но зацепили меня далеко не все художники и далеко не все работы. Я ждала полёта и он встретил меня в зале Тициана с ароматом ладана и привкусом горьковатого привкуса оливкового масла и южных специй на губах. Злотокудрая, белокожая, безумно прекрасная, могущая восхитить и заставить чувствовать себя живым Флора. Флора. Флора. Волшебная Флора. Даная, Венера, Благовещение — наверно каждая работа меня убивала и воскресала вновь. Голландцы поразили меня тем, что их свобода, читается в их глазах, в открытом взгляде, а так же в том, какое изобилие царит на их столах. Свежий морской бриз и освежающий солоноватый привкус моря и его даров — эти люди не просто говорили о свободе. Они были свободными. Из остального - поразили волнующие линии тела Эль Греко, пьяно распутный и живой Сатир, то, как весь мир прошлых веков смешался воедино во мне. Особенно запомнилось вторжение из-вне — красавица монахиня в летах, кою я первый раз увидела у работы "Долина вечного покоя Миллеса". Вот оно — когда реальность пересекается с искусством в живую. Это необыкновенное ощущение. Сразу же появилась ассоциация с "Чистым понедельником" Бунина.

Так же я посетила дом Рябушинского, в коем проживал М. Горький. Неприлично прекрасный особняк в духе арт-нуво. Что могу сказать — Горького, который ненавидел это место, сие место не особо и ждало. Как будто изысканную красавицу Прекрасной эпохи закутали в красный флаг пролетария. Мне безумно хотелось бы жить в этом месте. Безумно хотелось бы открыть двери главного входа, чтобы зеркало, в кое умышленно создано так, чтобы радовать взор (о это зеркало!) засияло от солнца. У меня с этим местом связанные особенные моменты в жизни, как оказалось. Фото остались со мной, но я вернусь не раз.